Рассказ №823 (страница 5)

     Свинца из Волги,
     Тем за себя отмстит сполна,
     Что будет долгой.

     И, посрамив кумач труда
     Багрянцем сада,
     Она возляжет, господа,
     На стогнах града.

     И тут, конечно, все запьют-
     Такое время-
     Забудут пятилеток труд
     И жизни бремя

     И выпьют так - на четвертак,
     На дармовщину -
     За "чтоб стоял", за просто так,
     За годовщину.

     И я как все - я погребён
     На этих кухнях.
     И душит каждым чёрным днём
     Разлуки рухлядь.

     Как все, приму я - полечусь
     От жизни яда.
     В бреду сгорая, полечу
     По стогнам града.

     Конечно, страшно, господа,
     Но, не сгори я,
     Я б не узнал тебя, звезда,
     Звезда, Мария.

     Я не узнал бы, жизнью сжат,
     Как губы губят,
     Голубят, нежат-ворожат,
     Казнят, голубят.

     Мне и лютейшие года -
     Как эйфория
     С тобою, ласточка, звезда ,
     Звезда, Мария.

     Твой свет высокий, голубой,
     Инопланетный
     В иную возвращает боль
     Из боли этой.

     Лет так на семьдесят назад,
     А может, ране -
     В вишнёвый сад, кромешный ад -
     На поле брани,

     Где раскалённый пулемёт
     Поставил драму,
     Где белой конницы полёт
     Навстречу Хаму.

     А это вовсе, господа,
     Не эйфория.
     Мария - ласточка, звезда.
     Звезда, Мария...

     И когда утонули в колодце глубоком, в темнице, последние звуки иванова бреда, Мария взволнованно встала, шагнула к Ивану, что сидел перед нею на стуле, и прижала к себе его голову, как бы желая укрыть его, спрятать от тягот немыслимой жизни. И, в темноте лбом, губами и носом ощущая упругое чрево Марии, Ваня начал освобождать её от... от всего, что носили в ненастья осенние российские женщины семидесятых.
     А потом... (Вот уж это - поэ-эма!) О как тро... О как тронула Ваню белизна этих бёдер озябших! Винтом соскочил он со стула - припасть и согреть. Но движение слишком порывистым вышло, и, не удержав равновесья Ваня упал - э-э, как бы это сказать - под Марию... То есть, я попрошу извиненья за нудность в самый неподходящий момент, но важна здесь геометрия тел, так сказать, чтобы было понятно. То есть, если Мария стояла лицом, предположим, к востоку, то Иван простирался по полу в направленьи противоположном, так, что его голова помещалась как раз меж марииных пяток. И вот тут-то вдруг всё изменилось : Мария, такая... такая вся хрупкая, что так тронула Ваню беззащитностью бёдер озябших, вздымалась сейчас над пигмеем-Иваном, заслоняя собою весь мир. Миром было лишь то, что мог видеть Иван, а Иван видеть мог только ЭТО. ЭТО было - как храм. ЭТО было, как небо - розоватое, влажное, в облачке полупрозрачных волос на белоснежных атласных столбах вознесённое высоко-высоко над пигмеем - над слабым Иваном. И лишь где-то на Западе, там, далеко-далеко, видел Ваня край неба - сферический, матовый, посылающий тень, что скользила благоговейно и нежно, и вечно к розоватому небу - видел он ягодиц полусферы.
     Всем своим существом возжелал Иван неба, хоть оно и пугало Ивана величьем, и медленно стал подниматься к нему, держась за атлас белоснежных столбов. И - о чудо! - чем выше Иван поднимался, тем он становился всё больше, а небо - всё меньше и меньше. Вот оно уже с розу. Вот оно уже вовсе с бутон, чуть раскрывшийся, влажный. Вот вплотную оно промелькнуло, коснувшись ивановых губ и оставив на них привкус солоноватый небесных своих лепестков, и исчезло внизу. И, восстав надо всем, уже сверху увидел Иван ягодиц полусферы и почувствовал : нет, он уже не пигмей, а титан, что ладонями мощными держит полусферы упругие нежные неба. И, почуяв в себе эту силу - неудержимую дикую силу титана - он с торжествующим кличем победным пронзил розоватое влажное небо.
     Мария упала локтями на стол, а волна её тёмных тяжёлых волос шелковистым прибоем набегала на стол и опять убегала в такт безумным движеньям Ивана. И крик её слился с ивановым криком.

     Не выдержав действия титанических этаких сил, мариин подвальчик вместе с Марией, Иваном и пыточным средневековым станком стал на миг неподвластен совсем притяженью земному, и, накренившись опасно, летел (или падал?!), пересекая чужие орбиты. Берегитесь, Мария с Иваном! Смеётесь вы - им до того ли! Взявшись за руки крепко, сидят они, полуодетые, рядом и пожирают глазами друг друга. Высоко Ваня ставит любовь и, конечно же, не на земле он сейчас пребывает, а в эмпиреях, где лишь ангелов горних полёт рассекает разрежённые хладные выси. И, конечно же, мнится ему, что ещё миг один - и с Марией они, взявшись за руки так вот, пойдут, полетят ли... Куда? Разве знал это Ваня! Куда-то, куда-то за грани обрюзгшего мира.
     И конечно, не слышат они, ни черта-то не слышат Мария с Иваном, как нарастают шумы во Вселенной. И вот они ближе и ближе, всё громче и громче, как голос великой толпы. Уж в недре линкора шумят, в коридоре... не слышат Мария с Иваном. Летит, накренившись опасно, мариин подвал и пересекает чужие орбиты. Но не вечно так падать ему - он столкнётся когда-нибудь, рано ли, поздно, с каким-нибудь телом космическим, твёрдым. Но покамест летит он, а шум нарастает и... Трах-та-ра-рах!! Ка-та-стро-фа! Настежь дверь - шум Вселенной ворвался в подвал и, его покрывая, чей-то низкий и медленный голос сказал : "У тебя и ня заперта, чтой-та, Мария... Во-от, что горя с людьми-та твори-ит." "Это что же за горе такое?"- только и промелькнуло у Вани. Им навстречу, им, в ужасе диком вскочившим, шагнул человек - пожилой, коренастый, в милицейском плаще и в фуражке с околышем красным. Лицо его было в глубоких морщинах и абсолютно кирпичного цвета.
     "Е... е... е... " - как-то хрипло и злобно, на себя не похоже, начала заикаться Мария. Показалось Ивану, что матерно-горькое слово сорвётся сейчас с задрожавших марииных губ. Но Мария сказала на выдохе, ахнув :"Евсеич!"
     "Да я эта, Машь, я... Ня бойся," - ответил Евсеич и рухнул на стул. Там на спинке висело бельё... Ну, не так, чтоб совсем уж бельё - они в общих чертах-то одеться успели - на спинке висели чулки. Мария их тихо к себе потянула :"Евсеич, прости... У меня тут висит... Неудобно..." Но Евсеич, невидяще глядя сквозь стену, сказал : "Да мне, Машь, удобна... Ня бойся."
     Мария с Иваном обратили вниманье, что милиционер сам не свой. Он напоминал состояньем Ивана после паденья творцов, но без гипсовой пудры. Только принял, конечно, сегодня он больше Ивана - взгляд его был мутней и пугал глубочайшей тоской равнодушья. "Это что ж происходит-то в мире, если и до Евсеича уж докатилась эта жизни невыносимость, смертельность!" - подумал тревожно Иван и, чтоб хоть как-то немного разрядить обстановку, покашлял тихонько в кулак. Евсеич, всё так же прикованной взглядом невидящим в стенке, безучастно спросил, милицейским ведомый инстинктом : "Ты откуда же будешь?"
     "Да местный. Отсюда," - ответил Иван.
     "Он мой школьный товарищ," - вмешалась Мария.
     "А-а-а... А мне показалось - москвич. Москвичи-и... Драть их некому, псов шелудивых. А мы вот сызрански - из Сызрани, значить..."
      И произнеся эту странную фразу, Евсеич поёрзал на стуле, вздохнул тяжело и тако-ое понёс, будто жилы живые он начал тянуть из Марии с Иваном : "Слыха-ал я, как вы тут кричали. Ну, думаю, как говорится, видать, проняло. Говорю, проняло, раз кричали. Особливо Мария - уж жа-алобно этак. Как этак уж - то ли кричить, то ли стонить. Уж эта уж так - уж на баб оно действуить, значить. Особняк, если эта нежданна, эта... Если, как сзади-то к ней подбярётся."
     Не выдержав пытки и всхлипнув, Мария ему тихо-тихо сказала : "Ты уж мужу-то не рассказывай, слышишь, Евсеич."
     Удивлённо и горько Иван посмотрел на Марию и крикнул в душе ей : "О чём ты, Мария? Зачем ты? Миром, небом и храмом была для меня ты мгновенье назад. Так у кого же ты милости просишь, Мария?! Разве не улетим мы с тобою за грани обрюзгшего мира? Ты забыла? Забыла?! Забыла?!!"
     А Евсеич рукою тяжёлой махнул безнадёжно : "Чего ему, мужу? Он, чай, знает уж, муж-то... Эта, милая, все уже знають."


Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ]

Читать также:

© Copyright 2002 Лимона. Все права защищены.